Под Новый год кончился у меня в гараже свет, точнее земля пропала.
Гараж у меня не рядом с домом, а без малого полчаса пешком, и всё как-то лень было сходить поправить. Через месяц наконец собрался. Надел резиновые сапоги и робу с капюшоном, потому что лил дождь, взял налобный фонарь, чтобы в тёмном гараже видеть, и пошёл.
Землю нашёл быстро, потому что знал где. Свет сделал, пошёл домой, но чувствую, чего-то не хватает. Ощупал все карманы - нет фонаря. А фонарь был новый, дорогой, с аккумулятором, зарядкой и линзой для фокусировки. Вернулся, обыскал весь гараж и не нашёл.
Иду расстроенный, злой и даже чувствую, как меня люди сторонятся. Бабушки у подъезда на меня подозрительней чем всегда смотрят. Захожу в квартиру, скидываю капюшон и понимаю - фонарь надо было снять, или хотя бы погасить.
Есть у меня один знакомый, Витя. Сколько-то лет назад Вите, будучи в армии, доверили работать болгаркой. Витя отхерачил себе половину пальца. С тех пор у Вити прозвище "Витя - девять с половиной" или "Витя полдесятого". Иногда звоним Вите в 21:30, спрашиваем: "Витя, сколько время"?
В конце шестидесятых в Голицыно построили ресторан грузинской кухни и назвали его «Иберия» (так античные и византийские историки называли древнее грузинское царство). Принимать ресторан начальство приехало под вечер. В двухэтажном здании зажгли свет, зажглись и цветные буквы на крыше с названием ресторана. Все было празднично.
— Красиво? — спросил директор ресторана.
— Красиво, - сказал кто-то.
— Красиво-то красиво, — сказал главный начальник. — А что будет, если у вас буква «и» погаснет?
Тягостная пауза.
— Вот именно! И будет под Москвой ресторан имени предателя родины, японского шпиона Лаврентия Берия.
Букву «б» заменили на букву «в». И ресторан стал называться «Иверия».
Несколько дней назад умер Георгий Мирский - замечательно умный и остроумный человек. Вот один из его рассказов:
Была такая песня: "Два сокола – Ленин и Сталин – вели разговоры... Ой, как первый сокол со вторым прощался... Сокол ты мой сизый..." – и так далее. Так вот, прошло много лет, после XXII съезда Сталина отовсюду вынесли, его имени уже не было нигде. Но человек, который это написал... а считалось, что это народная вещь, но это написал какой-то не то татарский, не то азербайджанский, кто-то из таких людей, которые писали песни о Сталине. Типа Джамбула. И вот был какой-то всесоюзный фестиваль, где отовсюду собирались разные фольклорные песни. В том числе, когда составляли реестр, кто и что должен петь, там было написано: "Два сокола". И в последний момент человек, который это написал, выдавая за якобы народное, он спохватился: "Первый сокол – Ленин, второй сокол – Сталин..." А Сталина уже нельзя было вообще нигде упоминать... С ума сходили люди: "Что делать?!" Уже все объявлено. И вот, наконец, решили вопрос: "Первый сокол – Ленин, второй сокол – тоже..."
В department store пара увлечённо рассматривает свои покупки. У них в телеге и лампа, и настенное зеркало, и какая-то посуда, и постельное бельё, и чего только нет. Всё это они с восторгом обсуждают, и радуются тому, как удачно они сейчас всю вот эту гору всего приобретут.
Вдруг она вытаскивает что-то со дна, замирает, и говорит:
- Это катастрофа.
Он, встревоженно:
- Что такое?!
Она, упавшим голосом:
- Вообще я зашла сюда купить вот этот свитер...
ПИВО МОЕГО РОЗЛИВА
Кто не любит «туалетных» подробностей – не читайте
Нас с коллегой направили в командировку, налаживать оборудование в одной больнице маленького городка. Больница – громко сказано, два десятка палат, кабинеты с кафельными стенами и мебелью советской эпохи. На цифровой флюорограф, с которым местные аборигены без нашей помощи не знали что делать, денег у администрации, однако, хватило. Но, не об этом. До ближайшей гостиницы километров тридцать, на время работы нас поселили в одной из свободных палат. Единственный в здании туалет на ночь запирается. Хочешь по нужде – иди к вахтёру, проси открыть. Дрыхнувшего в регистратуре пьяного вахтёра удалось разбудить, после чего тот вежливым русским языком предложил помочиться под лестницей, мол, утром Людка помоет. Мы люди культурные, на лестницах не писаем. С собой были пустые литрушки из под пива, на случай набрать воды. Вернулся в палату, справил нужду в одну из бутылок, закрыл пробку и поставил эту «утку» под кровать с целью потом вынести в мусорку. И, конечно же, утром забыл. В обед встретился с уборщицей, той самой Людкой, ворчливой тёткой лет 50-и. Она, естественно, знала, кто мы такие и в какой палате поселились. Сначала предъява «какого чёрта пьёте пиво в больнице?» А мы в больнице и не пили, просто пустые бутылки с пивными этикетками. Про бухого в гудок сторожа я тётке решил не упоминать. Та, не давая вставить слова, продолжает свой монолог: «cовсем москвичи зажрались, за такие деньги можно пол-литра (подразумевается местный самогон) купить, а вы пьёте эту кошачью мочу». (наполовину угадала) Финал: «я пол мыла, бутылочку то нашла, забрала. Прохорыч (тот самый сторож, что не соизволил туалет открыть) всю выпил. Ему на утро поправить здоровье стакана хватает, а тут с целой бутылки похмелья не сняло».
Про реальное содержимое той бутылки рассказывать не стал, они там из персонала все кореша, и сторожа, и повара, а нам ещё два дня в местной столовой обедать.