Пляж, две дамы с комплекциями сарделек раскладываются поутру, судя по провизии надолго. Наконец уселись и заметили, что солнце изрядно встало над лесом и печет не на шутку.
- Сгорим к чертям! Надо кремом намазаться! - восклицает одна и рыщет в сумке. Потом мрачно замечает:
- Надо было.
Другая даже не роется. Обдумав проблему, обреченно вторит: Да, надо. Было.
Обе обрушиваются на свои пледы и засыпают крепким сном. Вид у них бледный, в самом деле ведь сгорят нафиг. До ближайшего магазина, где стоят эти кремы, минут семь ходьбы. Если они не в курсе об этом - легко могли бы загуглить. Или спросить окружающих. Кто-то бы и свой дал намазаться, чисто из жалости. Могли курьерскую доставку заказать наконец, прямо к пляжу. Но жара реально вырубает мозг, а у кого-то его может нет вовсе.
Проехал я там часа через три снова, возвращаясь обратно с прогулки. Дамы лежали на том же месте, только из бледных сарделек превратились в крепко поджаренные. Были полны страданий, часто переворачивались, накрылись всем чем можно. И это они считают, что отдыхают? Воистину, люди обладают невероятными способностями устраивать себе ад на пустом месте.
Понятие «в тесноте, да не в обиде» мне хорошо знакомо. Годы детства я провел в квартире, где жило шесть человек: дедушка с бабушкой, родители и двое детей. Годы первого брака – в аналогичном составе, только теперь я был средним поколением. Были и общежития, и казармы. Но апофеоз тесноты и необиды случился позднее, когда я любил одну прекрасную женщину по имени Катя.
Катя привечала всех сирых и убогих. В ее доме (не дворец, обычный таунхаус), помимо трех родных детей от четырех до шестнадцати лет (муж слинял вскоре после рождения младшей), более или менее постоянно обитали:
– Кимберли, подружка старшего сына, околачивалась в доме целый день, только на ночь не решалась оставаться;
– одноклассник среднего скрывался от отцовских запоев. Я раньше думал, что пьяный батя с топором – чисто российское явление. Да нет, встречаются отдельные экземпляры и в Америке, и даже с ружьем вместо топора, и ничего хваленая опека им не делает. Вот Чарли ночевал у нас едва ли не чаще, чем дома;
– Катина мама приходила нянчить младшенькую и тоже ночевала у нас чаще, чем в своей пенсионерской квартире;
– в подвале жил юный гений, сын школькой подруги, у которой нашлись деньги на обучение мальчика в американском вузе, но не осталось на жилье;
– мой сын приехал на летние каникулы;
– приезжали Катины иногородние сестры, племянницы и подруги с мужьями и детьми или без оных;
– свою долю веселья вносили подобранные в шелтере собака и кошка, которые жили действительно как кошка с собакой;
– уборщица, беженка из Средней Азии, после уборки не уходила, а вызывалась что-нибудь приготовить и забалтывала всех, кто имел неосторожность зайти на кухню.
Периодически возникали еще какие-то неопознанные мной люди и животные. Недоставало только цыганского табора и говорящего попугая.
Если вы спросите, где Катя брала деньги на прокорм этого колхоза, я отвечу: из тумбочки, конечно. Не так уж дорого обходятся небольшой старый дом, скромная, но надежная машина, самая простая еда и одежда. Ее зарплаты и алиментов вполне хватало. Ну и моя зарплата не была лишней.
Все люди, дети и звери были совершенно замечательные, все всех любили, но в такой толпе мелкие коллизии происходили ежечасно. Кто-то не хочет спать. Кто-то, наоборот, дрыхнет, когда остальные уже готовы и ждут. Кто-то не поделился мороженым. Кто-то два часа сидит в уборной. Кто-то рассыпал почти собранный пазл. Кто-то слишком долго и не в свой черед играет на приставке. Кто-то отказывается выключать эту ужасную музыку. Кому-то наступили на хвост. Кто-то вертится под ногами. Кто-то просто не в настроении и готов всех убить. Катиного доброго сердца хватало на всех, она всех мирила и утешала с неизменной улыбкой, но не успевала она погасить один конфликт, как уже назревал следующий.
Близился Катин день рождения. Я спросил, что ей подарить.
– Немного тишины и покоя, – попросила она.
Немного тишины и покоя я ей уже дарил, когда увез ее отдыхать только вдвоем. Но вырваться удалось всего на четыре дня, это было катастрофически мало и вскоре забылось. Требовалось перманентное решение.
Нужная вещь нашлась на гаражной распродаже. Всего за два доллара. Это был медный колокольчик с надписью «Ring for a hug». В переводе – «Позвони, чтобы тебя обняли».
Колокольчик поселился на кухонном столе и начал работать. Теперь каждый, кто чувствовал себя несправедливо обиженным, не кидался на обидчика с кулаками и не бежал со слезами к Кате, а шел звонить в колокольчик. Первый, кто слышал звон, должен был прийти и обнять пострадавшего. В девяти случаях из десяти этото хватало, чтобы слезы высохли и обида прошла. Даже кошка с собакой поняли предназначение колокольчика, в минуту жизни трудную сбрасывали его со стола и ждали того, кто придет на звон и их утешит.
Психологи говорят, что человеку для нормального самочувствия нужно восемь объятий в день. У нас поначалу получалось восемьдесят восемь. В основном обнимашки происходили по линии близких отношений или родства, но не только. Не вижу ничего плохого в том, что мне пришлось переобнимать всех мальчишек, и некоторых проезжих подруг, и Кимберли, и малышку, и даже бабушку и уборщицу. Это ведь только объятие, маленький кусочек сочувствия и тепла, и ничего кроме.
Тут бы поставить точку. Но правда жизни требует рассказать всё до конца. Идиллия длилась меньше года, потом мы с Катей поссорились и расстались, очень глупо и на 99% по моей вине. Подробностями делиться не буду, вы все равно не поверите, что взрослый психически здоровый мужчина может творить такую дичь. Ни о чем в жизни я не жалею сильнее, чем о том, что так бездарно ее потерял.
В прошлом году общие знакомые сообщили о ее внезапной смерти. То ли она сама до последнего не знала о болезни, то ли знала и скрывала, об этом на похоронах не говорили. Говорили о ее доброте и душевной щедрости и о том, как она всем помогла в жизни. Захотели выступить человек 20 из ста с лишним присутствовавших: ее уже взрослые дети, родственники, друзья, коллеги, выросший Чарли в военной форме, повзрослевшая Кимберли, которая рассталась с Катиным сыном еще в школе, но все равно пришла. В каждой второй речи поминали Катин странноприимный дом, колокольчик в кухне и традицию Ring for a hug, которая, оказывается, поддержала в трудные минуты очень многих людей. Мне очень хотелось тоже выйти к могиле и сказать: «Это я! Я подарил ей этот колокольчик!». Не вышел: стыдно было того, из-за чего мы расстались.
Через месяц я снова пришел на кладбище. У христиан принято класть на могилу цветы, у евреев – камешки. Катя – еврейка наполовину, ее могила была завалена вперемешку тем и другим. Среди камней и букетов я увидел знакомый медный колокольчик. Не знаю, почему Катины дети не захотели оставить его себе. Наверно, решили, что без мамы традиция потеряла смысл. Я поднял его и позвонил, непонятно, зачем. Не думал же я, что Катя встанет из могилы, чтобы меня обнять.
Женщина, сажавшая цветы на соседнем участке, подняла голову и спросила:
– Зачем вы звоните? Не знала, что есть такой обычай.
– Видите, тут написано «Ring for a hug»? – пояснил я. – Если человек звонит в этот колокольчик, значит, ему позарез нужно, чтобы кто-нибудь его обнял.
– Я сейчас, – вдруг сказала она. – Только руки отряхну от земли.
Нет, ничего у меня не возникло с той женщиной. Мы просто постояли пару секунд в обнимку, обменялись несколькими фразами и разошлись. Мне есть от кого получить положеные восемь объятий в день, но это совсем другая история.
Когда я пришел в следующий раз, колокольчика на могиле не было. Надеюсь, он теперь служит какой-то другой семье.
Решили с приятелем сходить в баню. Когда-то вместе учились и тренировались. Но с тех давних пор не виделись, и вдруг встретились. Подруга позвонила:
- Привет, заедешь вечером?
- Нет, в баню иду с приятелем.
- Вдвоём?
- Да, решили попариться, да и поболтать.
- А можно я с вами?
- Да ну, получится, что я с дамой, а он будет скучать в одиночестве.
- Ну, я могу подругу с собой взять Есть у меня одна надёжная подруга.
- В смысле, надёжная?!
- В прямом, как ты выражаешься: "Надёжная, как АКМ безотказная".
- Я поговорю с приятелем и сообщу тебе.
Звоню приятелю, объясняю ситуацию, он с сомнением интересуется:
- Она точно безотказная?
- Конечно, - говорю я и для убедительности дополняю фантазией, - сам проверял!
- Ну, хорошо!
Мляяя, и надо же такому случиться, что с моей подругой приехала его жена...
Я не спеша шел вдоль пятиэтажки, медленно догоняя вяло плетущуюся, супружескую пару. Солнце, чуть не добравшись до зенита, жарило в затылок, и отражаясь от выцветшего в белое асфальта, слепило глаза.
-Хули ты мычишь? – Женщина впереди резко вскинула голову в сторону мужа. Антропометрические особенности супругов резко контрастировали между собой и сзади они сильно напоминали незабвенные силуэты Дон Кихота и Санчо, или, если угодно, Железного Дровосека со Страшилой.
Железный Дровосек ссутулился, и опустив голову, чего-то миролюбиво пробурчал в ответ. Я почти поравнялся с ними когда услышал от мужика неожиданное: -О, посмотри какие смешные тени!
-Чё? – Озираясь, не поняла Страшила.
-Посмотри у кого смешнее тень, у тебя или у меня! – Вовсю разулыбался мужик, указывая зажатым в руке пакетом прямо перед собой. Я, уже поравнявшись, скосил взгляд ему под ноги. Из под его сильно укороченной тени с двумя пакетами по бокам, по очереди выныривали тени штиблет, а слева медленно плыла большая круглая туча, причем жопой вперед.
-Ты, блядь, дома посмеешься. – Фыркнула ему в ответ туча.
-Ты что ли жопа?! – Заигрывая, поинтересовался мужик, пытаясь не заржать в голос. Женщина миролюбиво улыбнулась супругу:
-Ну ты и еблан!
Какие нежные, черти!
Жара, воскресный вечер 18 июня. Я остановился полюбоваться закатом, никого вокруг. Вдруг показалась забавная пара велосипедистов: впереди пацан лет 8, изрядно запыхавшийся, на велике великоватом для него, еле ноги достают до педалей. Сзади явно отец, здоровенный дядя, но на складном велике для него крошечном, вроде медведя в цирке. Фамильное сходство налицо - крепкие загорелые лица, носы облупленными крупными картошками, выгоревшие на солнце белобрысые волосы.
- Папа! Я с детьми играть хочу! - требовательно орет пацан.
- Так играй! - невозмутимо отвечает отец, сворачивает к ближайшей лавочке и начинает проверять смартфон.
Сын несется к детскому городку, немного погодя крик:
- Папа! Тут детей нет!
Отец оглядывается:
- Так добудем!
Убеждается, что в самом деле вокруг никого нет, одни каменные стены. Сложив широкую ладонь у лба козырьком, вглядывается в единственную доступную даль - аллею, ведущую к закату.
- Вон они! - азартно восклицает он.
Я тоже глянул - там вдали промелькнули и тут же скрылись за углом две крошечные фигурки.
- Уйдут! - горько кричит сын.
- Не уйдут! - хищно восклицает папа - по коням!!!
Оба прыгают на велики и несутся в ту сторону. За углом вскоре раздается вопль:
- Дети, стой! Играть будем?!
Не уйдут! - довольно подумал я. Из казаков они, наверно.